— Не знаю. Наверное, может.

— Ну сочиняй, я подожду.

Лёсик добросовестно шевелил губами.

— Сочинил?

— Сочинил:

Конечно, это были стихи. Самые настоящие.

— А я… я на велосипеде умею. Никто не обгонит, даже Шурка Парамонов.

— У меня трёхколёсный, старый, — признался Лёсик.

— Приходи ко мне — научу, — обрадовалась Сима.

— Правда научишь?

— Научу, чего там — сел и поехал. У нас во дворе все выучились.

Они долго сидели, разговаривали. Лёсик рассказал про лягушку знакомого инженера из Сибири, как она будит его по утрам: «Вста-а-ва-ай, вста-а-ва-ай», а потом оба бегут наперегонки к колодцу, умываться.

Сима тоже стала рассказывать про свою собаку, какая она умная. Но мальчик вдруг перебил её:

— Видишь вон то дерево?

Она посмотрела:

— Вижу.

— Над ним небо и больше ничего нет. Видишь?

— Ну и что?

— Ничего. Ты только тихо сиди и слушай, тогда услышишь.

Сима покорно уставилась на дерево и стала слушать. Ничего нет, только тишина одна. Да и дерево как дерево — ничего особенного. Ну небо там, правда, темнее, как будто уже вечер. И всё. Если бы человек был, тогда интересно, а дерево… хотя оно тоже живое, у него листья, оно дышит… В лесу, где много деревьев, они шумят, шумят, а этому и пошептаться даже не с кем, стой себе одно-одинёшенько.

Симе показалось, что ветер донёс до неё тихо звенящую жалобу. Или это ветер так звенит? Только почему она раньше не замечала, что ветер может звенеть?

Лёсик рядом порывисто вздохнул:

— Слышала?

— Слышала, — неуверенно сказала Сима. — А ты?

— Тоже слышал.

Сима во все глаза смотрела на Лёсика. Она любила таких мальчишек, с которыми можно побегать наперегонки, построить почти настоящий экскаватор, влезть на крышу пятиэтажного дома и запустить планер, можно… можно даже подраться при случае. Отчего же ей так хорошо с этим малышом? Ведь ей-то самой скоро одиннадцать уже…

— Так ты придёшь завтра к нам?

— Приду.

— Приходи обязательно, я буду ждать: Садовая, дом четырнадцать. Найдёшь?

— Найду.

Сима посмотрела на него — тихого, маленького — и вскочила.

— Пойдём лучше сейчас, я тебе сама покажу. А то вдруг не найдёшь.

Весёлый камушек

— Пап, мне скучно.

— Ну вот, такая большая, а скучно.

— Да… скучно…

— Пойди поиграй с девочками. Смотри, сколько девочек гуляет.

— А они со мной не играют.

— Почему? — удивился папа.

— Они дразнятся.

— Хм, — сказал папа. — И как же они дразнятся?

— Плакса-вакса, жадина-говядина… по-всякому. Такие противные девчонки.

— А ты не плакса-вакса? — спросил папа.

— Нет, — ответила Таня, — просто мне скучно.

Папа посмотрел на свою дочку. Она стояла перед ним маленькая, с тоненькими, как прутики, косичками.

— Знаешь что? — сказал папа. — Я тебе подарю одну вещь. Тебе с ней никогда не будет скучно, и дразниться никто не будет.

— Какую вещь?

— Сейчас скажу. — Папа немножко помолчал. — Я тебе подарю… весёлый камень, вот что я тебе подарю.

У Тани глаза стали большие и круглые.

— Весёлый камень? Какой весёлый камень?

Папа выдвинул ящик письменного стола, что-то поискал и вытащил оттуда жёлтый, немножко прозрачный камень.

— Вот, — сказал он. — Это весёлый камень.

Таня потрогала его:

— А почему он весёлый?

И папа стал рассказывать:

— Давным-давно жил на свете мальчишка-хвастунишка. «Я, — говорит мальчишка-хвастунишка, — всё могу! Захочу — море выпью и тем морем солнце залью. Вот только жалко — моря у нас нет».

Проснулся на другой день мальчишка-хвастунишка. А у самого дома большущее море разлилось. «Ну что ж, — говорят мальчишке, — море есть, посмотрим, как ты солнце зальёшь». — «Море-то есть, — отвечает мальчишка, — да оно тёплое. Тёплым не потушишь». Встали люди на другой день. А море из тёплого стало холодным, бурливым… «Ну, а теперь?» — спрашивают мальчишку. Нечего делать! Набрал мальчишка полный рот воды и как дунет на солнце! Смешно стало солнцу. А мальчишка старается! И чем больше он старается, тем больше хохочет солнце. Хохотало-хохотало, даже слёзы от смеха выступили. И упали те слёзы в море. А море холодное было — слёзы и замёрзли, в камень превратились. И вот кому такая солнечная слезинка достанется, тому весело живётся.

— Ну? — не поверила Таня. Взяла она камушек. — А можно я пойду с ним погуляю?

— Можно. Только помни: этот камушек всем надо давать, кто попросит, иначе он перестанет быть весёлым.

Вышла Таня на крыльцо, играет с камушком. Протянула его к солнцу — камушек сразу стал тёплым и засветился весь.

Подбежала маленькая Галинка, увидела камушек.

— Я знаю, что это. Это янтарь. У моей мамы бусы такие есть.

— А я зато знаю, откуда он взялся, — сказала Таня и стала рассказывать. — «Дул мальчишка-хвастунишка на солнце, потушить его хотел. А солнце ка-ак засмеётся, аж брызги во все стороны полетели…»

Подошли другие ребята, стали камушек смотреть.

— Дай мне подержать, — попросила маленькая Галинка.

Хотела Таня скорей камушек в карман спрятать, да вспомнила, что папа говорил.

— Возьми, — сказала она и протянула камушек Галинке, — только не насовсем.

— А потом мне!.. Мне!.. — закричали ребята.

— Ладно, — сказала Таня, — кто хочет, пусть поиграет. Всем можно.

Скоро во двор вышел папа.

— Ой, папочка! — кинулась к нему Таня и зашептала: — Правда, твой камень весёлый. Никто теперь не дразнится. И все со мной играют.

Девчонка

Рита живёт в маленьком заполярном городке. Живёт она там с мамой, с папой и с маленькой сестрой Галей. И всё было бы хорошо в Ритиной жизни, если бы не одно обстоятельство. Рита хотела быть мальчишкой.

Собственно, сначала ей неплохо жилось и девчонкой. Она росла, играла с подругами в куклы, помогала маме по хозяйству и даже научилась сама заплетать косы.

Но потом появился в квартире Витька. Казалось бы, отчего им не подружиться: они ровесники, учатся в одной школе, и зимой, когда на улице пурга и нельзя выйти из дому, можно вместе играть. Но Витька презрительно цыкал — «девчонка» — и целыми днями или читал, или строгал что-то, не допуская к себе Риту. И вообще все на свете дела он разделял на «девчоночьи» и «недевчоночьи».

Можно было бы, конечно, жить и не обращать на это внимания. Но однажды папа взял Риту к себе в гости на корабль.

Ритин папа — моряк. И не просто моряк, а военный — командир корабля. Когда Рита с папой пришли на пирс и папа показал свой корабль, на борту которого белой краской были выведены крупные цифры — «29», у Риты крепко сжалось сердце. А подымаясь по деревянному трапу, она поняла, что ничего ей не надо, только бы всю жизнь подходить к «своему» кораблю, подниматься по трапу и отправляться в далёкое плавание.